Интервью Карлоса Кастанеды Сандре Бартон

Дон Хуан и мир вокруг — интервью Карлоса Кастанеды. Журнал «Time», 5 марта 1973, понедельник

Мексиканская граница пала. Вслед за ней дрогнули и погружаются общепринятые структуры западного «рационализма». Привычные формы общества — помещик и крестьянин, священник и политик — легли на чужеродную почву мистической Мексики с ее брухо и харизматами, магами и прорицателями.

Некоторые из их практик возвращают на 2 000 и 3 000 лет назад к пейотным и маисовым домашним и хвалебным утренним культам древних ацтеков и толтеков. Четыре века католических репрессий во имя веры и разума высмеивали и преследовали старые уклады субкультуры покоренных. И все же в 53-х миллионной стране, где на многих деревенских рынках есть свои продавцы лечебных трав, батонов пейота или высушенных колибри, мир магов все еще стоек.

Их культы на протяжении длительного времени интересуют антропологов. Но еще пять лет назад едва ли можно будет предположить, что диссертация на магистра в этом запутанном предмете, опубликованная под консервативным началом издательства Калифорнийского Университета, станет одним из бестселлеров начала 70-х.

Старый яки

Книга была — «Учение дона Хуана: путь знания яки» (1968). С ее продолжениями «Отдельная реальность» (1971) и недавно вышедшим «Путешествием в Икстлан» (1972) она сделала американским кумиром и сам предмет и ее автора — антрополога по имени Карлос Кастанеда и таинственного старого яки из Соноры по имени Хуан Матус. В основном, книги Кастанеды — история того, как европейский рационалист был приобщен к практике индейской магии.

Они охватывают промежуток в десять лет, в течение которых под необычным, обременительным, а иногда и комическим руководством дона Хуана молодой академик трудился, чтобы постичь и ухватить то, что он называет «отдельной реальностью» мира магов. Познание просветления — распространенная сегодня любимая тема чтения молодых американцев (например: Герман Гессе «Сиддхартха»). Отличие в том, что Кастанеда представляет свой цикл про дона Хуана не как беллетристику, а как неприукрашенный документальный факт.

Хитрый, весь в морщинах старый брухо и его академически последовательный человек сначала нашли аудиторию в молодёжной контркультуре, многие из которой были заинтригованы описаниями опытов Кастанеды с галлюциногенным (или психотропными) растениями: дурманом, волшебными грибами, пейотом. «Учение» разошлось более чем 300 000 экземпляров в книге с мягкой обложкой и в настоящее время продается по 16 000 экземпляров за неделю.

Но книги Кастанеды — не пропаганда наркотиков, обыватели среднего класса, наконец, поняли это. «Икстлан» — бестселлер в твердом переплете, и его продажа в мягкой обложке, согласно агенту Кастанеды Неду Брауну, сделают его автора миллионером.

Для десятков тысяч читателей, молодых и старых, первая встреча Кастанеды с Хуаном Матусом, которая произошла в 1960 году на пыльном Аризонском автовокзале около мексиканской границы, является более известным литературным случаем, чем встреча Данте и Беатрис около Арно. Поскольку учение дона Хуана появилось в печати именно в тот момент, когда больше чем когда-либо прежде американцев склонны обращать внимание на «нерациональные» подходы к действительности.

Эта новая открытость ума показывает себя на многих уровнях: от экстрасенсорных экспериментов, косвенно финансируемых американским правительством до толп 13-ти летних хиппи Калифорнии, получающих кайф от последнего прилетевшего из Бомбея детского гуру. Специалист по иглоукалыванию разделил теперь свет славы с Маркусом Велби, и его иглы, как видим, работают — никто не знает почему.

Однако с ростом популярности Кастанеды появляются и сомнения. О доне Хуане нет никаких иных поддающихся проверке свидетельств, а Хуан Матус — почти столь же распространенное среди индейцев яки имя, как Джон Смит дальше к северу. Реален ли Кастанеда? Если так, не изобрел ли он дона Хуана? Может, Кастанеда лишь надувает честный народ?

Из всех этих вариантов одна вещь бесспорна. Нет сомнений, что Кастанеда или человек, носящий такое имя, существует: он живет и здравствует в Лос-Анджелесе — болтливый, смуглый антрополог, окруженный такими конкретными доказательствами существования, как микроавтобус Фольксваген, основная платежная карточка, квартира в Вествуде и дом на побережье. Его известность тоже конкретна.

Это теперь мешает ему преподавать и читать лекции, особенно после инцидента в университетском городке Калифорнийского Университета в Ирвине в прошлом году, когда профессор по имени Джон Воллес отксерил рукопись «Икстлана», прилепил к ней некоторые заметки из семинара по шаманизму, который вел Кастанеда, и получившееся продал журналу Пентхаус. Это настолько вывело Кастанеду из себя, что он неохотно соглашается на чтение каких-либо лекций в будущем.

В настоящее время он живет «по возможности недоступно» в Лос-Анджелесе, время от времени подзаряжаясь в том, что он и дон Хуан именуют как «место силы» на горе к северу от соседнего Малибу — кольце валунов, возвышающихся над Тихим океаном. Пока что он отгораживается от предлагаемого фильма. «Я не хочу видеть Энтони Куинна в роли дона Хуана», — заявляет он резко.

Всякий, кто пытается исследовать жизнь Кастанеды, оказывается в лабиринте противоречий. Но для поклонников Кастанеды это вряд ли имеет значение. «Рассматривайте это таким образом: — говорят они. — Либо Карлос говорил документальную правду о себе и доне Хуане, тогда он — великий антрополог. Или же, если это образная правда, тогда он — великий писатель. Карлос выигрывает и в первом случае, и во втором».

Действительно, хотя человек и является загадкой, обернутой в тайну, завернутую в маисовую лепёшку, работа однозначно прекрасна. История Кастанеды разворачивается с повествовательной энергией, непревзойденной в других антропологических исследованиях.

Его ландшафт, усыпанный от сверкающих лавовых массивов мексиканской пустыни до ветхой лачуги дона Хуана фалосоподобными кактусами, становится совершенно реальным. Подробно, настолько же тщательно изображенный мир, как, скажем, графство Йокнапатауфа Фолкнера. Во всех книгах, особенно в «Путешествии в Икстлан» Кастанеда заставляет читателя испытать давление таинственных ветров и дрожь листьев в сумерках, особую бдительность охотника к звукам и запахам, ничтожность предельно низкой черты жизни индейцев, аромат неразбавленной текилы и отвратительный, волокнистый вкус пейота, пыль в автомобиле и полет вороны над крышей дома.

Это внушительно реальное плотное окружение со спиритуалистическим смыслом. Точно таким оно и есть ввиду чрезвычайно странных событий, которые происходят в нем.

Обучение мага, как это описывает Кастанеда — дело трудное. Оно повлекло за собой разрушение доном Хуаном интерпретации молодым антропологом мира; того, что можно в нем назвать «реальным», а что — нет. «Учение» описывает первые шаги на этом пути.

В них задействованы природные наркотики. Один был кактусом пейота Lophophora williamsii, который, как уверял дон Хуан, являл сущность по имени Мескалито, сильного учителя, который «показывает вам правильный образ жизни». Другой был дурманом, о котором дон Хуан говорил как о безжалостном женском качестве. Третьим был хумито — «дымок» — препарат из пыли грибов Psilocybe, которые сушились в течение года, а затем смешивались с пятью другими растениями, включая шалфей. Они курились ритуальной трубкой и использовались для предсказания.

Такого рода наркотики, утверждал дон Хуан, предоставляли доступ к «силам» или многочисленным безличным силам в мире, которые «человек знания» — его термин для мага — должен учиться использовать. Подготовленные под руководством дона Хуана наркотики вовлекали Кастанеду в одну за другой ужасающие или восторгающие конфронтации.

После жевания батонов пейота Кастанеда последовательно встретил Мескалито как черную собаку, поющий столб света, и подобное сверчку существо с зеленой бородавчатой головой. Он услышал удивительный и неподдающийся объяснению грохот из мертвых лавовых холмов. После курения дымка и разговора с двуязычным койотом он видел «стража потустороннего мира» ставшего перед ним в виде комара ста футов высотой с остроконечными пучками волос и пускающими слюни челюстями. После натирания своего тела сделанной из дурмана мазью, испуганный антрополог испытал все ощущения полета.

Из-за всего этого Кастанеда часто имел смутное представление о том, что происходило. Он не мог быть уверен, казалось ли ему или происходило «в действительности» любое из этих событий. Толковать приходилось дону Хуану.

Тогда почему в век, полный хорошими и плохими описаниями трипов, опыт Кастанеды должны иметь больший интерес, чем чей-то другой? Во-первых, потому что они, очевидно, направлялись в пределах системы — хотя сам он и не понимал в то время — установленной со строгой жреческой дисциплиной его индейским проводником. Во-вторых, потому что Кастанеда пространно и очень ярко все описал.

Типичное описание эффектов пейота: «В мгновенье вокруг меня сформировался туннель, очень низкий и узкий, твердый и странно холодный. На ощупь он чувствовался как стена соли или фольга… Я помнил о необходимости ползти к круглому пятну, где туннель заканчивался; когда я, наконец, дополз, если только я это сделал, я забыл обо всем — о собаке, доне Хуане, и о самом себе». Возможно, самое важное — Кастанеда все время оставался обыкновенным рационалистом. Его единственным средством были вопросы — настойчивое, порой неловкое усилие поддерживать Сократов диалог с доном Хуаном:

— Я летал как птица?

— Ты постоянно задаешь мне вопросы, на которые я не могу ответить… То, что ты хочешь знать не имеет никакого смысла. Птицы летают как птицы, а человек, который принял траву дьявола, летает как человек, принявший траву дьявола.

— Тогда я в действительности не летал, дон Хуан. Я летал в своем воображении. Где будет мое тело? — И так далее.

По его оценкам, первая фаза ученичества Кастанеды продлилась с 1961 по 1965 годы, когда, испугавшись, что он теряет здравый рассудок и, накопив к этому времени тысячи страниц заметок, он порвал с доном Хуаном. В 1968 году, когда «Учение» вышло в свет, он снова поехал в Мексику, чтобы дать старику экземпляр.

Тогда начался второй цикл обучения. Постепенно Кастанеда понял, что использование доном Хуаном психотропных растений само по себе не будет целью, и что путь мага можно пройти без наркотиков.

Но это повлекло за собой безупречное оттачивание воли. Человек знания, дон Хуан, настойчиво утверждал, что развиваться можно только став «воином» — не буквально кадровым военным, а человеком, единым с окружающей средой, сообразительным, необремененным чувствами и «личной историей». Воин знает, что каждое его действие может быть последним. Он одинок. Смерть — источник его жизни, и в ее постоянном присутствии он всегда действует безупречно. Этот экзистенциальный стоицизм — ключевая идея в книгах.

Цель воина в том, чтобы стать «человеком знания», соответственно, получив статус мага, и начать «видеть». «Видение» в системе дона Хуана означает получать опыт непосредственно, схватывая его сущность, не интерпретируя его. Вторая книга Кастанеды «Отдельная реальность» описывает усилия дона Хуана привести его к «видению» при помощи дыма грибов. «Путешествие в Икстлан», хотя многие из его опытов в пустыне подробно изложены Кастанедой ранее при первом знакомстве с пейотом, дурманом и грибами, рассматривает их со второй стадии: «видения» без наркотиков.

«Трудность, — говорит Кастанеда, — состоит в том, чтобы научиться воспринимать всем вашим телом, а не только вашими глазами и разумом. Мир становится потоком очень быстротечных, уникальных событий. Таким образом, вы должны привести в порядок свое тело, чтобы сделать его хорошим органом восприятия: тело осознает, и с ним нужно обращаться безупречно». Легче сказать, чем сделать.

Форма обучения вовлекала ежеминутно, даже почтительно настраивая чувства к пустыне, ее животным и птицам, ее звукам и теням, изменениям в ее ветре, и местах, где шаман мог бы столкнуться с их духовным сущностям — местах силы, провалах убежищ. Когда Кастанеда описывает свое обучение, как охотника и собирателя растений, узнавая о свойствах трав, о заманивании в ловушку кроликов, увлекающий рассказ дона Хуана и пустыня позволяют ему непроизвольно и без наркотиков «видеть» или, как выражается яки — «остановить мир». Но такая форма вольной трактовки опыта ускользает от описания — даже для тех, кто искренне верит Кастанеде.

Мудрецы

Не всякий может или будет это делать. Но некоторые места в работах Кастанеды непомерно восторгают, как возрождение способа познания, которым в значительной степени пренебрегли на Западе, похороненном со времен Ренессанса под материализмом и безысходностью Паскаля.

Основатель Исейленского института Майк Марфи говорит: «Важнейшие уроки, которым обучает дон Хуан являются вечными — из тех, которые преподавались великими мудрецами Индии и духовными мастерами современных времен». Автор Алан Воттс утверждает, что книги Кастанеды предлагают альтернативу для страдающего от сознания своей вины иудо-христианина и смутным механистическим представлениям о человека: — «Рассматривая человека по-донхуановски, как нечто центральное и важное. Не отделяя самих себя от природы, мы возвращаемся в позицию собственного достоинства».

Но такие одобрения и параллели ни в коем случае не обосновывают более земное требование к значимости книг Кастанеды: а именно, что они — антропология, определенный и правдивый отчет аспекта мексиканской индейской культуры, как это показано речью и действиями одного человека, шамана по имени Хуан Матус.

Это доказательство зависит от вероятности дона Хуана, как живого существа и Карлоса Кастанеды — как свидетеля. Все же нет никакого подтверждения, кроме записей Кастанеды, что дон Хуан сделал то, что по его утверждениям он сделал, и очень мало — что он вообще существует.

С тех пор, как вышло «Учение», потенциальные ученики и туристы контркультуры прочесывали Мексику в поисках старика. Каждый ожидает первого Соглашения Разведчиков дона Хуана в Баре Брухо Мотеля Мескалито. Молодые мексиканцы взывают к действию, тогда как власти могут даже не позволять книгам Кастанеды выходить там в испанском переводе. Один мексиканский студент, который самостоятельно ищет дона Хуана, сказал: — «Если книги действительно появятся в продаже, его поиск может легко превратиться в массовое движение золотой лихорадки».

Его учитель, как утверждает Кастанеда, родился в 1891 году и претерпел лишения от переселения яки через всю Мексику с 1890-х вплоть до революции 1910 года. Его родители были убиты солдатами. Он стал бродягой. Это помогает объяснить, почему элементы магии дона Хуана являются комбинацией шаманских верований нескольких культур.

Некоторые из них аж никак не были «характерными для яки». Много индейских племен, к северу и к югу от границы, таких как хуичол, используют пейот в чистом виде, некоторые — в синкретической смеси христианства и шаманства. Но яки не пользовались пейотом.

Так что, дон Хуан может быть труднодосягаем из-за того, что он мудро избегает своих докучающих поклонников. Или, возможно, он скомпонованный из других составной образ индейца. Или он мог быть просто вымышленным шаманом, придуманным Кастанедой.

Мнения отличаются сильно и остро даже среди глубоких поклонников произведений Кастанеды. «Возможно ли так, что эти книги — не беллетристика? — Осторожно спрашивает писатель-романист Джойс Кэрол Гейтс. — Они кажутся мне замечательными произведениями искусства Гессе-подобной тематики молодого человека, посвященного в «другой путь» реальности. Они прекрасно составлены. Характер дона Хуана незабываем. Присутствует беллетристический импульс, восхождение, тревожное действие, постепенное раскрытие характера».

Гулливер

Книги Кастанеды и в самом деле читаются как высокоорганизованный воспитательный роман. Но литературное мастерство антропологов волнует меньше, чем неуловимый шаман, так как очевидны его расхождения с яки. «Я полагаю, что в основе работы лежит очень высокий процент фантазии», — говорит Иисус Очоа, глава отдела этнографии в Мексиканском Национальном Музее Антропологии.

Д-р Фрэнсис Хсу из Северо-Западного Университета категоричен: — «Кастанеда — новая фантазия. Я наслаждался книгами так же само, как наслаждался «Путешествиями Гулливера». Но старшие коллеги Кастанеды в УКЛА, которые присвоили их бывшему студенту доктора философии, решительно не соглашаются: Кастанеда, как выразился один профессор, является «гением от рождения», который отошел от обычного бюрократизма и бюрократического вздора; его правдивость как очевидца не вызывает сомнения.

По крайней мере, как минимум, ясно, что «Хуан Матус» — псевдоним, используемый, чтобы защитить уединение его учителя. Потребность быть недоступным и неуловимым является центральной темой в книгах. Снова и снова дон Хуан убеждает Кастанеду подражать ему и быть свободным не только от распорядков дня, с их унылым восприятием, но и от лишающего свободы своего прошлого, тело знает мою личную историю, объясняет старик в «Икстлане». «Никто не знает, кто я и что я делаю.

Даже сам я; мы или принимаем все, как бесспорное и реальное, или нет. Если мы следуем за первым соглашением — мы смертельно скучаем от самих себя и от мира. Если мы следуем за вторым и стираем личную историю — мы создаем вокруг себя туман, очень захватывающее и таинственное состояние».

К несчастью для любого, жаждущего несомненных фактов о жизни Карлоса Кастанеды, ученик дона Хуана принял урок близко к сердцу. После того, как «Учение» стало бестселлером андеграунда, распространилось мнение, что его создателем был Кислотный Академик эль Фрико, весь в шкурах оленя, с пинбольным глазом и мозгом — обугленным лабиринтом, освещенным таинственными алкалоидами, путешествующий по пустыне с вороной на шляпе.

Но Кастанеда подразумевает каштановую рощу и человека, немного похожего на каштан: коренастого, приветливого латиноамериканца 5 футов 5 дюймов, 150 фунтов и, очевидно, переполненного витаминами. Темные вьющиеся волосы подстрижены коротко, а глаза блестят влажной настороженностью. В одежде Кастанеда до крайности консервативен, одевая или темные костюмные пары, или рубашки спортивного покроя фирмы Lee. Его одеяние — слова, которые льются из него непрерывным, самоироничным и гипнотическим потоком. «О, я — трепло! — хихикает он, раздвигая свои короткие загрубелые руки. — Как я люблю бессовестно врать повсюду!»

Туман

Кастанеда говорит, что он не курит и не пьет алкоголя; он не курит марихуану; даже кофе перевозбуждает его. Он говорит, что больше не использует пейот, и его опыты с наркотиком проходили исключительно под руководством дона Хуана. Его собственные знакомства с кислотной культурой были непродуктивными.

Приглашенный в 1964 году группой Ист Виллидж, которая находилась под опекой такого светила, как Тимоти Лири, он нашел разговор просто абсурдным: «Они были детьми, которые балуются несвязными откровениями. Маг принимает галлюциногены по другой причине, чем это делают наркоманы, и после того, как он добрался туда, куда хотел — он прекращает принимать их».

Преподнесение Кастанедой себя как мистера Последовательного, надо отметить, не могло быть придумано лучше, чтобы помешать тем, кто стремится знать его собственную личную историю. Каково же на самом деле его происхождение? «Исторический» Карлос Кастанеда, антрополог и ученик шамана, начинается со встречи с доном Хуаном в 1960 году; книги и его хорошо документированная карьера в УКЛА с тех пор регистрируют его жизнь. До этого — туман.

Проведя много часов за интервью с Кастанедой, корреспондент «Тайм» Сандра Бартон нашла его привлекательным, предупредительным и убедительным — до пунктуальности — но очень твердо предупредившем, что в разговоре о своей жизни до дона Хуана он изменит название места и времени, не изменяя, однако, эмоциональную правду своей жизни. «Я не лгал и не придумывал, — сказал он ей. — Придумать — означало бы потянуть назад и ничего не сказать, не дать уверенность всем тем, кто находится в поиске».

В процессе бесед Кастанеда предложил несколько версий своей жизни, которая продолжала изменяться по мере того, как Бартон заявила ему, что большую часть его информации невозможно подтвердить, что касается эмоций и всего остального.

По его собственным словам, Кастанеда не будет его настоящим именем. Он родился, как он сказал, в «хорошо известной», но безымянной семье в Сан-Паулу, Бразилия, на Рождество 1935 года. Его отцу, который позже стал профессором литературы, будет тогда 17, а его матери — 15 лет.

Поскольку его родители были слишком незрелыми, маленького Карлоса отослали на воспитание к его бабушке с дедушкой по материнской линии на птицеферму в глубине Бразилии.

Когда Карлосу будет шесть от роду, его родители забрали своего единственного ребенка и одаривали его виноватой любовью. «Это был адский год, — говорит он откровенно, — потому что я жил с двумя детьми». Но год спустя его мать умерла. Диагнозом докторов была пневмония, а Кастанеды — апатия, состояние инертного оцепенения, которое, как он считает, является культурной болезнью Запада. Он с нежностью вспоминал: — «Она была печальна, очень красива и неудовлетворенна; как украшение. Моим отчаянием будет то, что я хотел сделать ее кем-то еще, но разве могла она слушать меня? Мне будет всего шесть».

Теперь Карлоса остался со своим отцом, смутный образ которого он упоминает в книгах со смесью нежности и оттененной презрением жалости. Слабость воли его отца противоположна «безупречности» его приемного отца — дона Хуана. Кастанеда описывает усилия своего отца стать писателем как фарс нерешительности.

Но он добавляет: — «Я и есть мой отец. Прежде, чем я встретил дона Хуана, я провел годы, затачивая свою ручку, а затем получая головную боль каждый раз, когда я садился писать. Дон Хуан научил меня, что это глупо. Если ты хочешь делать что-то — делай его безупречно, и это все, что имеет значение».

Карлоса поместили в «очень приличную» школу-интернат Николаса Авалленда в Буэнос-Айресе. Он говорил, что оставался там, пока ему не исполнилось 15 лет, овладев испанским (он уже говорил на итальянском и португальском языках), на котором он позже будет беседовать с доном Хуаном. Но он стал настолько неуправляемым, что дядя, семейный патриарх, определил его с приёмной семьей в Лос-Анджелес.

В 1951 году он переехал в Соединенные Штаты и записался в Голливудскую Высшую Школу. Получив высшее образование приблизительно два года спустя, он попробовал курс ваяния в Академии Искусств Милана, но «для того, чтобы быть великим художником у меня не хватало чувствительности и открытости». Подавленный, в кризисе, он возвратился в Лос-Анджелес и пошел на курс социальной психологии в УКЛА, переведясь позже на курс антропологии. Он говорит: — «Я действительно махнул рукой на свою жизнь.

Я сказал сам себе: если что-то и делать — то это должно быть нечто новое». В 1959 году он официально изменил свое имя на Кастанеда.

Биография

Такова собственная версия биографии Кастанеды. Она создает изящную последовательность: энергичный молодой человек, переходящий от истощения своим академическим окружением с его примитивной европейской культурой к восстановлению благодаря шаману; жест отказа от прошлого, чтобы освободить себя от травмирующих воспоминаний. К сожалению, это в значительной степени не соответствует действительности.

Поскольку между 1955 и 1959 годами Карлос Кастанеда был зарегистрирован под этим же именем в Городском Колледже Лос-Анджелеса по специальности пред-психология.

Сюда первые два года входило исследование гуманитарных наук, два курса по творческому письму и один — по журналистике. Вернон Кинг, его профессор по творческому письму в ЛАСК, все еще хранит копию «Учения», надписанную: «Великому учителю Вернону Кингу от одного из его студентов, Карлоса Кастанеды».

Кроме того, иммиграционные отчеты показывают, что Карлос Цезар Арана Кастанеда действительно въехал в США, в Сан-Франциско, как и сказал автор — в 1951 году. Тот Кастанеда тоже бы 5 футов и 5 дюймов ростом, весил 140 фунтов и прибыл из Латинской Америки. Но он был перуанцем, родившимся на Рождество 1925 года, в древнем городе инок Кахамарка, что делает его в этом году 48-ми летним, а не 38-ми.

Его отец был не академиком, а ювелиром и часовщиком по имени Цезар Арана Бурунгарай. Его мать, Сюзанна Кастанеда Навойя умерла не когда Карлосу будет шесть лет, а когда ему исполнилось 24. Ее сын провел три года в местной средней школе в Кахамарке, а затем в 1948 году переехал со своей семьей в Лиму, где он закончил Национальный Колледж Нуэстра Сеньйора де Гваделупа, и потом изучал живопись и скульптуру, но не в Милане, а в Национальной Школе Искусств Перу.

Один из его сокурсников там, Жозе Бракамонт, помнит своего приятеля Карлоса, как находчивого парня, который жил главным образом азартными играми (карты, лошади, кости), и вынашивал «подобное навязчивой идее» желание переехать в США. «Всем нам понравился Карлос, — вспоминает Бракамонт. — Он был остроумным, оригинальным, энергичным — большим лгуном и надежным другом».

Сестра

Кастанеда, очевидно, изредка писал домой, как минимум еще год после выхода «Дона Хуана» — до 1969 года. Его кузина Люси Чавез, которая воспитывалась с ним «как сестра» все еще хранит его письма. Они показывают, что он служил в армии Соединенных Штатов и уволился то ли после получения небольшого ранения, то ли «невротического шока» — Люси точно не уверена. В Департаменте Обороны, однако, нет никаких записей о службе Карлоса Арана Кастанеды.

Когда «Тайм» указал Кастанеде на такие несоответствия в деталях, как время и обстоятельства смерти его матери, Кастанеда был непроницаем. «Чувства к матери, — заявил он, — не зависят от биологии или от времени. Родство как система не имеет никакого отношения к чувствам». Кузина Люси вспоминает, что, когда мать Карлоса умирала, он был потрясен.

Он отказался присутствовать на похоронах и заперся на три дня без еды в своей комнате. А когда вышел — заявил, что уезжает из дома. Кроме того, в основном, оправдание своей лжи Карлосу по большей части абсолютно безразлично. «Просить меня, чтобы я подтвердил свою жизнь, предоставив вам мои статистические данные, — говорит он, — подобно использованию науки для того, чтобы подтвердить магию.

Это отнимает у мира его волшебство и делает из всех нас каменных истуканов». Короче говоря, Кастанеда похоронил притязания на неограниченный контроль над его идентичностью.

Хорошо и хороший

Но где предел вольности Кастанеды в «художественной самопрезентации» для того, чтобы похоронить притязания? Как далеко это простирается в его истории дона Хуана? С ростом продажи книг возрастает сопротивление. Три пародии на Кастанеду появились в Нью-йоркских журналах и газетах за последнее время, а критики, похоже, готовы насадить на вертел дона Хуана, как своего рода антропологический Оссиан легендарного Гэльского поэта третьего века, чьи работы для британских читателей подделал Джеймс Макфэрсон в 18-м веке.

Как бы то ни будет, поклонники Кастанеды не должны тревожиться. Веским доводом может быть то, что книги о доне Хуане имеют отличия в правдивости описания Кастанедой прошлого по указанию дона Хуана. В чем, например, был мотив для детальной проработки научного обмана? «Учение» будет опубликовано в университетской прессе, малоперспективной в плане сделать его бестселлером.

Кроме того, получение степени по антропологии в УКЛА не является настолько трудным, что кандидат использовал бы столь значительную выдумку лишь бы уклониться от исследовательской работы. Небольшое отклонение возможно, но не целая же система в виде «Учения», написанного неизвестным студентом с самого начала без какой-либо надежды на коммерческий успех.

В конечном итоге, ситуация с Кастанедой на лето 1960 года выглядит так: молодой перуанский студент с ограниченными амбициями. Нет никаких причин сомневаться по поводу отчета о том, как началась его работа. «Я хотел попасть в аспирантуру и сделать хорошую работу, чтобы стать академиком, и я знал, что, если бы я мог предварительно опубликовать небольшую работу, у меня бы это получилось».

Один из его преподавателей в УКЛА, профессор Клемент Мэйхан, заинтересовал его шаманством. Кастанеда решил, что самым легким полем деятельности будет этноботаника — классификация используемых магами психотропных растений. Так появился дон Хуан.

Поездки на юго-запад и в мексиканскую пустыню постепенно становились основой жизни Кастанеды. Впечатленный его работой, персонал УКЛА выражал ему свое одобрение. Профессор Мэйхан вспоминает: — «Карлос был тем типом студента, которого ждет учитель». Профессор социологии Гарольд Гарфинкель, один из основателей этнометодологии, постоянно стимулировал и резко критиковал Кастанеду.

После своего первого опыта с пейотом (август 1961) Кастанеда представил Гарфинкелю пространный «анализ» своих видений. «Гарфинкель сказал: — Не надо мне объяснять. Вы — никто. Лишь опишите мне прямо и подробно, как все это происходило. Полной историей участия является обилие подробностей». Сконфуженный студент, живя за счет случайной работы таксистом и рассыльным, провел несколько лет, корректируя свою диссертацию, и представил ее снова. Гарфинкель все еще не был впечатлен.

«Ему не нравились мои усилия объяснить поведение дона Хуана с точки зрения психологии. — «Вы хотите быть любимцем Исален?» — спросил он. Кастанеда переписал диссертацию в третий раз.

Подобно различным версиям жизни Кастанеды, книги побуждают рассмотреть несовместимые виды истины. В основе его книг и системы дона Хуана лежит, несомненно, предпосылка, что реальность не абсолютна. Она приходит к каждому из нас культурно обусловленной, предварительно упакованной. «Мир стал логически последовательным в соответствии с нашим описанием его, — утверждает Кастанеда, повторяя дона Хуана. — С момента рождения этот мир описали для нас. То, что мы видим, является лишь описанием».

Многомерная Вселенная

Короче говоря, то, что люди принимают за реальность, так же, как их интеллектуальные представления о возможностях мира в действительности определены консенсусом социального соглашения, которое изменяется от культуры к культуре. На протяжении истории этот путь был трудным для любого человека, который исследует самую его суть — особенно, если подобно Кастанеде, он пытается убедить других принять его взгляд.

Антропология по своей природе имеет дело с различными описаниями, и, следовательно, в самом прямом смысле — с отдельными реальностями в рамках разных культур. Так, коллега Кастанеды Эдмунд Карпентер из факультета Аделфи отмечает: От рождения люди имеют много обособленных реальностей. Они верят в многомерную или в дуальную Вселенную, но не в ту Вселенную, что мы имеем.

Тем не менее, даже этот довольно таки академический релятивизм неудобоварим для многих людей, которым нравится уверять себя, что есть только один мир и что «обоснованность» толкований культуры может и должна измеряться только в соответствии с этим стандартом. В любом мифе, как сказали бы они, можно без труда заметить эмбриональную форму того, что Запад принимает за линейную историю; танец дождя хопи — просто «неумелый» способ сделать удачный засев дождевых облаков.

Книги Кастанеды настойчиво утверждают противоположное. Он ярко и убедительно показывает, насколько бесполезно объяснять или судить другую культуру исключительно в понятиях собственных специфических категорий. «Предположим, здесь находится антрополог навахо, — говорит он. — Было бы очень интересно попросить, чтобы он изучил нас.

Он задавал бы странные вопросы, типа: «Сколько человек в вашей родне будет околдовано?» Это чрезвычайно важный вопрос в понятиях навахо. Конечно же, вы сказали бы: «Я не знаю», и подумали: «Какой идиотский вопрос». Тем временем, навахо думает: «Бог ты мой, какая недоразвитость! Какая примитивная недоразвитость!»

Переверните ситуацию, утверждает Кастанеда, и вы получите типичного Западного антрополога на полевых исследованиях. Все же «очень простая» альтернатива существует: основная проблема антропологии — в достижении реальной вовлеченности. «Это адская работа, — говорит он, объясняя годы, которые он провел с доном Хуаном. — То, что дон Хуан сделал со мной, будет буквально вот чем: проведя через необходимые шаги, он сделал доступной свою принадлежность к миру магии».

Профессор Новой Школы Социального Исследования Михаил Гарнер, друг Кастанеды и авторитет в шаманстве, объясняет: — «Большинство антропологов показывают лишь результат. Вместо того чтобы обобщать опросы, Кастанеда вовлекает нас в ход событий».

В те годы это не изучалось, но природа предлагаемого Кастанедой откровения такова, что она вызывает конфликт у рационалистов. Чтобы присоединиться к согласию с реальностью другого человека, собственную нужно отбросить, а так как никто не может легко оставить свое собственное привычное описание — оно должно быть насильственно разрушено.

Исторических прецедентов даже на Западе предостаточно. Начиная с восторженных религиозных мистерий Греции, наша культура непрерывно ставилась под сомнение с желанием избежать своих собственных доминирующих свойств: линейности, категоричности, застылости.

Является ли Карлос Кастанеда, как считают некоторые ведущие ученые, значительной фигурой в развитии антропологии, или только блестящий романист с уникальным познанием пустыни и индейских традиций — с его работой приходится считаться. И она продолжается. В настоящее время он заканчивает четвертый и последний том из серии дона Хуана, «Сказки о силе», выход которого ожидается в следующем году.

«Место силы»

В ней может проявиться яснее, чем в первых трех книгах конечная цель тяжелого учения дона Хуана: особая жажда древних к знанию, примирению и по возможности использованию таинственных сил Вселенной. В этом стремлении могут быть никак не связанные вещи: расщепление атома, поступок Прометея или поиск Кастанедой «места силы» вблизи Лос-Анджелеса.

Многие из описанных в книгах магических действий дона Хуана по отношению к Кастанеде (например, заставить Карлоса верить, что его автомобиль исчез) выглядят как вид надувательства с веревкой фокусника, что ведущие специалисты считают несерьезным. И все же в целом книги раскрывают основной смысл протекающей через мир энергии, организующей наше восприятие реальности подобно большой куче железных опилок в огромном магнитном поле.

Сила мага, настойчиво утверждает Кастанеда, «невообразима», но пределы, в которых ученик мага может надеяться использовать ее, определены, помимо прочего, уровнем его ответственности. Полного использования силы можно достичь лишь с помощью «союзника» — опасного духовного существа, которое присоединяется к обучающемуся в роли советчика.

Союзник бросает вызов ученику, когда тот учится «видеть», как это делал Кастанеда в более ранних книгах. Ученик может уклониться от этого сражения. Если же он борется с союзником, как Иаков с Ангелом, и проигрывает — он, в немного загадочных терминах дона Хуана — «будет разрушен». Но если он побеждает, его наградой будет «истинная сила — окончательное вхождение в мир магии, когда все интерпретации прекращаются».

Кастанеда утверждает, что он до сих пор стремился избегать заключительного сражения с союзником. Он признается во внутренней борьбе по этому поводу. Он говорит, что иногда чувствует, как его сильно влечет прочь от его магического выбора, назад в обычный человеческий мир.

Он чувствует очень реальное побуждение быть уважаемым автором и антропологом, и использовать свою только приобретенную силу известности в тандеме с печатным словом для того, чтобы пойти на установление связи изголодавшихся читателей с проблесками других реальностей.

Вершина

Помимо прочего, подобно большинству людей, которые исследовали мистические отдельные реальности и возвратились, у него, кажется, есть проблемы с возвращением. Согласно книгам, дон Хуан учил его избавляться от распорядков — в работе и развлечениях — и даже в своей квартире в Лос-Анджелесе он, очевидно, ест и спит, когда захочется, или же ускользает в пустыню.

Но он часто работает над своими записями по 18 часов в день. Он имеет большой навык по избеганию публичности. Никто не может быть уверен, где он будет в любой момент дня или года. «Карлос звонит вам из телефона-автомата, — говорит Михаил Корда, его редактор из Simon & Schuster, — и говорит, что он находится в Лос-Анджелесе. Но тут для переадресации вмешивается оператор и оказывается, что он в Юма».

Несколько его хороших друзей не открывают его местопребывание потенциальным последователям, частично по той причине, что его опыт является непостижимым для него самого, и он не может его объяснить. У него есть подруга, но даже его друзья не знают ее фамилию. Он избегает фотографов, словно предвестников беды. «Я живу здесь среди массы очень странных людей, которые жаждут от меня слова.

Они ожидают чего-то такого, что я вообще не могу дать. У меня был класс в Ирвине, который был очень большим, и будет похоже, что они только и ждали меня, чтобы превозносить».

В другие моменты он непоколебим в вопросе, быть ему настоящим магом или уклониться. «Сила заботится о вас, — говорит он, — и вы не знаете как. Сейчас я на краю, и я должен изменить всю свою структуру. Произведение, написанное, чтобы получить доктора философии будет моим достижением, моей магией, и сейчас я на вершине славы.

Но это последнее что я когда-либо напишу о доне Хуане. Теперь я однозначно собираюсь быть магом. Только моя смерть может остановить это». Это романтично — такой антропологический шаг на ту сторону преисподней существ, которых в ином веке назвали бы демонами. Станет ли Кастанеда доктором Фаустом из Малибу Бич с услужливым Мефистофелем в сомбреро?

Остановка для настройки перед следующим этапом. Тем временем, его книги усложнили для читателей возможность когда-либо снова воспользоваться советом первобытного покровителя.

Перевод с английского Михаила Волошина